Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря…

Иосиф Бродский

Сидя на карантине в цветущем пустынном Париже две тысячи двадцатого года мартобря месяца по григорианскому календарю, медленно, но исправно выздоравливая от короны – самого известного и разыскиваемого вируса XXI века, я решила напомнить ветреной судьбе, что еще жива, и записать аудио-альбом со своими стихами. Назвать его я решила в честь моего любимого стихотворения Иосифа Бродского – “Ниоткуда с любовью”.

Когда-то в юности я писала не прозу, но стихи. Такое иногда бывает с писателями. Стихосложение привлекает нас, завораживает, учит держать слог, не бояться экспериментов и, что главное, не стесняться своего творчества. Стихи, как и первая любовь, дают нам крылья.

В этом альбоме собраны мои юношеские стихи. Меланхоличные, как завывания Гамлета над черепом бедного Йорика, забавные, как выкрутасы рыжего кота, честные, как ответ на вопрос лучшей подруги “идет ли мне это платье цвета вчерашней тоски?”, дерзкие и веселые, словно д’Артаньян на своей трехкратной дуэли, вязнущие на зубах, как горный урюк, и вселяющие надежду, холодные, как клинок, вонзающийся в сердце, и пульсирующие, как кровь в жарких венах влюбленной женщины, которая понимает “подлец, точно подлец!”, но еще не решается верить в это.

Многие из этих стихов были написаны в 2009 г., когда я уже несколько месяцев как переехала в Париж и была так одинока, как никогда еще не была одинока в своей жизни. И я писала, писала изо всех сил. Я просто разговаривала сама с собой в рифму. Есть здесь и более раннии стихи, написанные в новосибирском Академгородке во время вечной зимы, и в Ташкенте, во время вечного лета. Все эти стихи, несмотря на их вопиющее несовершенство, и даже благодаря ему, дороги моему сердцу.

Разбирая старые архивы во время карантина, я наткнулась на них, и подумала: “Пусть они звучат!”. И решила поделиться ими с вами. Ну и со мной, сегодняшней. Далее – мой альбом, и все стихи, разделенные на четыре периода – Весна, Лето, Осень, Зима. Как в одном прекрасном фильме.

Прослушать альбом можно на этой странице, или же на SoundCloud: “Ниоткуда с любовью”.

Синий альбом: Весна

СЕМЬ ЖИЗНЕЙ
Семь нитей в ладонях разгаданы мной,
Семь жизней подарено мудрой судьбой.
Семь раз воскрешения песню спою.
Семь раз я возвышусь. Семь раз полюблю.
Лизнет мои руки забвенья прибой,
Все смоет. Мне явится тихий Восьмой,
Поманит улыбкой неведомый странник -
Туда, где дарован мне вечный покой.

СЛОВОПЛЯСКИ
Я знаю, что буквы в стихах будто пляшут -
так резво и глупо, что валятся в кучу.
Слова - словно люди – уходят, приходят,
нарежут следы на помятой бумаге души.
Я узнаю, что значит быть кем-то,
кто много следов за собой оставляет.
Ты вспомнишь о том, что была я красивой
и доброй, но вовсе теперь не такая.Два круглые блюдца: луна или солнце?
Неважно. Но все же одно золотое,
другое так бледно… Наверно, подделка.
А ночь – лишь отсутствие дня, дьявол – Бога.
Не верю, не верю ни в вечность, ни в смертность!
Все будет как надо, но лучше б с улыбкой!
Да я ж не умею - рассыплюсь я смехом,
и вспомню, что смех, словно иней застывший.
Как мне рассказать тебе, милый невежа
о том, что внутри у меня и снаружи?
Снаружи старею, хотя молодая.
Внутри? Я не знаю – темно там и сыро.
Отдай меня Богу, пусть он разберется
с моим заржавевшим и злым механизмом,
что сможет – починит, а если не сможет,
то, значит, другой сотворил меня Мастер.
Добавить ли что-то в мои словопляски?
Закончилось время, а время - что слово:
захочет – излечит, но, все-таки, злое,
отпляшет свое. И исчезнет.

ЛОШАДИ
Очень хочется, чтобы все лошади
были белыми, ну или черными.
Чтобы были они настоящими,
и ни капли в них не было выдумки.
Чтобы ели зеленые яблоки,
осторожными теплыми мордами
утыкались в ладони и фыркали.
И со мною умчались куда-нибудь.
И еще я хочу одиночества,
Но такого, чтоб было как облако,
невесомое и необъятное.
А за облаком пусть будет солнечно.
И, конечно, немного бы красного –
это значит, вина или памяти,
или красных сандалий на бежевом,
или вишен – но спелых и с сахаром.
Чтоб ко мне приходили истории,
разувались под дверью и шепотом
мне придумывали обстоятельства,
при которых они совершаются.
А еще – не любви, но предчувствия,
ожидания и непонятности,
и чужого на пальцах дыхания,
незнакомого, но уже близкого.
И еще бы дожить до субботы.
Или, если смогу, то до лета.
Только, кажется, это не сбудется.
И, мне кажется, я умираю…

НА ВОСТОКЕ
Молчу словами. Пытливо гляжу на Восток.
Запираю тоску в подвалах надбровных дуг.
Надо мною, как нимб, некий абстрактный бог
Под названием память. Простой, но неверный друг.
У меня два лица. Так удобнее лгать богам.
Девять истин. И каждая мне к лицу.
Расчленяя ночь по ямбам, как по слогам,
Я гляжу в темноту, и как будто чего-то жду.
На Востоке полночь крадется рядами крыш,
Слышно - кто-то родился ногами в ад,
Дикий гений. А может, простой малыш.
Осчастливленный так, что, конечно, и сам не рад.
Тишина. Кто-то спит и видит во сне меня.
Может, спит и видит меня забыть.
Лунный всадник взнуздал своего коня –
Целый месяц будут плакать, гулять и пить.
Растворяю объятия. Чертит круги ладонь.
Извивается память, придавленная к земле.
Я плюю в темноту. Или, может, роняю стон.
Он падет, тяжелый, как поступь убийц во сне.
На Востоке полночь обиженно льнет к окну,
Растворяет створки, с размаху влетает в дом.
Мы встречались с нею когда-то лицом к лицу.
А сегодня ты с нею столкнешься надменным лбом.
Я черчу круги, полоумная от тоски.
Вышиваю вечность. Стежок за стежком - завет.
На Востоке спит - на груди две скрестив руки –
Кто-то странно важный. Кто был. Но кого уж нет.

ДОМ ПОЭТА
Деревья склоняются ниже, ниже…
В безлиственных ветках застыло небо.
За старою рамой гораздо тише,
Чем в доме, где царствует запах хлеба.
Окно, как преграда меж миром белым
И миром с слепящим и желтым светом.
В мире белом живет воспаленное небо,
А в желтом - стихи и песни поэта.
Поэт жаждет неба, о нем лишь пишет,
Живя в своем тихом, застывшем доме.
И, кроме неба, и света кроме
Почти ничего в этом мире не слышит.

ЧЕЛОВЕК-ВЕТЕР
Иди, в добрый путь,
Свободно и смело!
Никто не удержит.
Весь мир тебя ждет…
Оставь свои мысли, свой дом, свое дело,
Начни все сначала, и счастье придет.
Ты будешь свободным,
ты будешь красивым.
Никто не полюбит тебя никогда.
И все же, ты станешь,
ты будешь счастливым!
Тебя ждет удача, тебя ждет она!
Пусть грозы и беды тебя устрашают -
Не смогут! Ты любишь опасность в лицо.
Свобода. Свобода! Она лишь родная,
Любимая, друг… С нею так хорошо…

ПОРОГ
Когда хлопнет в затылке немая дотоле дверь
пробкой отзвеневшего в ушах шампанского,
я пойму, что ты теперь – одинокий зверь,
а я – Горькая луна Романа Поланского.
Аскорбиновым кругом замкнется слух.
Одиночество слизнет губы.
Ты – за тем порогом, который Кнут Гамсун
назвал бы промахом Робина Гуда.

ВОЗВРАЩЕНИЕ
Мы повернулись к Городу спиной.
Дышал он тихо, словно спящий зверь…
Мы медленно брели с тобой домой,
Нас ждали сон
и теплая постель.
Устали мысли. Ноги в тишине
Цедили шаг за шагом по грязи…
Ни слова.
В павшем словно Дьявол дне
Покой; он был, он ждал, чтоб мы ушли.

ПОЧЕМУ-ТО
Почему-то нету боли,
Мыслей вечных и глубоких,
Книг, cd, полей тетрадей,
Засыпаний поминутных.
Почему нету боли.
Тяготенья и сомненья.
Пальцев, сбитых в кровь о стену.
Растормошенных улыбок.
Почему-то нету снега,
красных звезд в глазах от нервов.
Почему-то нет ни нервов,
ни уменья с крыши – махом.
Почему-то нету боли, только завтра и сегодня, ежедневные заботы, деньги на кредитной карте, да глава вторая книги, и французская весна.

БОЖЕ В CONDITIONNEL
Это все, что ты не хотела, и все, что тебе осталось.
Немного вина и снега, дрожащая, как свеча, усталость,
девять чертей на сердце, три слезинки в ресницах,
два поцелуя крест накрест, и тихое – в пятницу бы упиться…
А Он не хотел бы тебе такого!
Он, может, хотел бы тебе лета, стройных мелодий твоей прозе и вопросов твоих глупых. Чтобы ты смеялась по-вечернему тихо, одевалась, как Дама-в-Синем, и не думала, что в Клавесине больше черных клавиш, чем белых.
А ты умела быть сильной – не ронять трех слезинок с ресницы, если орать, то в голос – так, как просят детишки зрелищ, умела быть злой и страстной, недосягаемо мудрой… Но все, что тебе осталось, – это немного снега, шершавость сухих ладоней, французские сны в Париже и кольца на слабых пальцах, и Боже в conditionnel.

ОСЕНЕПОМАЗАНИЕ
все тропы избыты, забыты, искошены,
сегодня весна - я скучаю по осени,
со мною апрель - я скучаю по осени,
чтобы были дожди и туманные просини.
все мысли забились, избитые, сказанные,
проси за весну - тебе будет отказано,
просите меня - всем вам будет отказано:
я жду мирового осеннепомазанья.
всего лишь одно меня мучает скромное
дурное желание, мутное, вздорное,
чтоб стали кострами из листьев задорными
все мысли банальные, злые, бессольные.
все то, чем я маялась, скукой исколотая,
когда-нибудь выльется в гулкое золото
и будет стучать по земле звонким молотом,
быть может, никем до конца и не понятое.
апрель настигает - не те кости брошены.
я все же приближусь к своей доброй осени,
скачусь по земле листопадом непрошенным
на тихие дни и туманные просини.

КОСТЕР
В глубине себя разведу костер.
Будет он высок, будет он красив.
Огненным цветком распущусь к весне.
Будет он цвести, будет он расти.
Всех согреет он, но сожжет меня.
Соберутся все у огня весны.
Ворохом из искр разлечусь я вниз.
Вспомнит кто-нибудь? Может быть, и ты.
А пока горю, а пока живу.
Мягкий поцелуй, песни у огня.
Кто-нибудь взлетит всед за мной к весне.
Кто-то упадет. Не найдет меня.
Бабочкой-огнем лица освещу.
Вот мои друзья. Все меня хранят.
Лучше вмиг сгореть, чем тихонько тлеть
У чужих огней или без огня.

ДВЕРЬ В ЛЕТО
Когда-нибудь проснемся прямо в лето.
И будет тюль порхать над облаками.
И кто-то рядом, милый, добрый, светлый,
нам скажет - вот об этом мы мечтали.
И будет нега, и немного лени.
Дороги, дураки, столпотворенья,
И комары, и, может, даже тени,
А, может, просто шумная веранда.
Мы просыпаемся, как будто вечно вместе.
Босой ногой по теплым половицам.
Сейчас весна. Но летом мы как птицы,
А птицы – это значит приключенья!

Красный альбом: Лето

СОН
Мне снилось, что ты ждала меня на дороге,
мимо мчались машины,
и подсолнухи были желтым на синем,
и я была совсем недотрогой,
а ты была в своем любимом белом платье с шелковой лентой.
Ты говорила на языке местных,
а я размахивала словами, что сведут в ад
даже тех, кто им рад, и подавно тех, кто не знает смысла.
Мы курили мир, и дым стоял коромыслом.
Ты сказала мне, что ждала меня долго и что я виновата.
Я ответила, что память моя в пятнах,
а сердце как решето – ничего не держит.
И ты ответила, что все дело в надеждах,
и что мы вот-вот, а я сказала – ну-ну.
А потом кто-то из нас добавил – впереди дорога. Уф!
И все-таки, воскликнула ты, я ждала тебя слишком долго;
ты знала, что я тебя люблю,
а тем, кто любит, вовсе не все по плечу,
и они все как будто бы дети.
И время для них как…
Я ответила – и все-таки, мы на пути к Серенгети,
вот это – мой рюкзак,
в нем нет ничего, даже памяти,
все, что было, я оставила тем, кто плачет на жизненной паперти,
распятый на своих ошибках,
а мне кажется – не будили бы лихо.
А это мое сердце –
дырявое, но теплое и большое,
оно роздано тем, кого люблю,
а значит, частичка всегда с тобою.
И мой язык, болтливый и верткий,
которому подвластны все перекрестки.
Мы вдвоем, и отныне нам ничего не страшно,
мы обе рыжие, а значит, отважные, красивые и без башни.
Я проснулась, и поняла, что значит приставка без-:
Когда ты в Сибири, а я где-то здесь,
А Африка где-то там.
Никогда не верила снам. А ты?
Знаешь,
Пиши мне, пиши!

РЕЦЕПТ ПОЭТИЗМА
Иногда для того, чтобы писать стихи,
нужно что-нибудь изо всех сил.
Например,
1) любовь, или
2) непонимание века.
3) Психологию Будды и
4) болтливость Анфисы Чеховой.
Но и это отнюдь не все.
Обязательно
5) ручку с тонким (а лучше перо!) лезвием.
6) Белые, как невинность, листы.
7) Задыхающиеся в вазах цветы.
8) Отзыв такого-то и еще вот этого лестный.
9) Свечи над фортепиано.
10) Голос в саду - сопрано
(можно и бас, если на страстный вкус),
11) столпотворение муз слева и справа,
и (самое главное!)
12) чтобы ничто не мешало.
И для верности - для особо изысканных (другим и не светит) -
13) жить в осьмнадцатом столетии,
14) носить гриву до плеч,
15) пламенный взгляд,
16) повторять - мне не нравится, что я богат,
17) быть когда-нибудь в будущем замеченным неким Белинским,
18) ненавидеть правительство, быть нежно любимым мисс Н, нежно любить мисс К, как водится, быть непонятым близкими,
19) вести беспорядочный образ жизни, но в веках прослыть святым, и (на любителя!)
20) умереть молодым.

НАШ ГОРОД – ВСЕЛЕННАЯ
Этот город уснул миллиардами лиц,
отвернувшихся ртов, завороженных глаз,
изощренных движений развратных столиц,
растворимых в ночи, как заученный вальс.
Я тревожусь тенями приближенных дат.
Расстановкой вопросов и собственных сил.
Хрустом свежих и старых гадательных карт.
Мы с судьбой – кто кого – вновь один на один.
Пусть ответит на ухо несбывшийся друг,
Сколько раз мы ходили по тем же путям.
Сколько раз мы кружили, но верили вслух,
Что удача – как манна – ниспослана нам.
В этом городе нет неразбуженных тем –
Каждый пятый несет на плечах ерунду.
Тихо сети плетет, чтоб поймать. Да зачем?
Все равно, как и все, точно также паду.
Близко завтра, но только его не догнать.
Еще ближе сегодня и дальше вчера.
Сам себе я разбойник, бродяга и тать,
Потихоньку крадущий свои вечера.

БЕЗ-УСЛОВНОЕ НАМ
Временами мы не знаем, что такое между нами, между нами-сами-спамим-мы друг друга постоянно. Я бы все тебе простила, если б только были силы, если б только что-то было, что бы мне придало силы. Друг от друга ускользаем, парусами маним-маним, открываемся устами.. закрываемся устами.. ничего я не сулила, никогда не говорила, что вот завтра, милый-милый, будет день, хороший день, что с тобою мы проснемся, что засветится оконце, и легки, навстречу солнцу, мы отправимся вдвоем. Ничего не обещала, все, что было между нами, все, что будет между нами, не подвластно никому.. Сколько дней прошло бессловно, сколько слов прошло бесспорно, сколько грустей, разговоров, и молчаний каждый день.. Все снаружи остается, а внутри, должно быть, звонко раздается крик надежды и двойная наша тень.. Пусть все будет так, как будет.. ведь живут другие люди, ну и мы с тобою будем. Будем-будем-мы ведь люди. Мы с тобою будем-будем.. верь мне, верь мне, верь мне, верь..

УБИЙЦА
"Я убийца! Я убийца! -
тихо шепчешь в тишине. -
Я так злился…я забылся -
смерти пожелал тебе.
Не прощу себе я гнева,
не забуду никогда,
Как однажды на мгновенье
я посмел убить тебя…"

УТРО
Я проснулась утром рано и услышала, как звезды
Тихо светятся в тумане на неясном небосводе.
Я открыла свое сердце, и узнала, как надежда
Пробудилась вместе с светом над дремавшим тихим миром.
Я открыла свою душу, и прохлада ненароком
Посетила мое тело и изгнала ночи духов.
Я глаза свои открыла и увидела, как солнце
Мне навстречу улыбнулось и склонилось надо мною.

***
Я бы хотела бежать по земле,
По жесткой траве,
По острым камням-
Кровь по ногам…
Петь - и не петь,
Мягкого неба касаясь руками.
Птицей взлететь
Над облаками!
Боль очищает.
Боль порождает
Крылья. Язык ловит слова.
Пробует вкус, мнет и сплетает,
Музыкой ветра звуки слетают.
Уху не слышно. Но знаю: ГРОЗА.
Сердце взорви! Убей, уничтожь!
Вот тебе нож!
Режь и напейся!
Влага, не бойся! Лейся и лейся -
Жертвой свободной.
Я буду лететь - к небу поближе.
Ниже иль выше -
Как Богу угодно…

***
Я не вернусь по дороге ночной.
Нет и не будет тоски о былом.
Свет фонарей не укажет мне путь.
Кто-нибудь сможет спокойно вздохнуть.
Буду молчаньем идти по земле.
Кто не стареет, тот будет во мне.
Кто увядает, устелет дорогу
К мудрому Богу…

***
Брызгами любовь из глаз -
По щекам, по губам.
Светлое пятно в груди
Укради -
Крыльев взмах!
И лети.
Подойду к окну, заклиная ночь,
Сок луны в лицо брызнет.
От чужих ночей,
От чужих речей
Отрекись, сердце вспыхнет.
Ты во мне, я в тебе.
Жарок сон, ночь длинна.
Ты один в ночи,
Я одна
В ночи,
Излечи!
На коленях я буду пред тобой,
Жадный жаркий вздох выпьет силы.
Для меня живи,
Для меня дыши,
Будешь ты моим, милый!

ЖИЗНИ ВАРЕВО
Все прожито, все выпито.
Осталось только ложкою
Вмешаться в жизни варево.
Намешивать, намешивать.
Получится веселое
И беззаботно-детское?
Приветствовать все доброе.
И с песнею, и с песнею
Пройтись навстречу радости…

Желтый альбом: Осень

БУКВЫ НЮ
Все, что ни сказано, исчезнет,
Оставив только буквы ню.
Нет в жизни страсти бесполезней
стихов, но вновь я их пишу.
В полете золота ветвей,
Сквозь дымку безразличных сосен
Я вижу только эту осень.
Но я не растворяюсь в ней.

ИЗ ПЕРЕПИСКИ
…да, снег у нас выпал и тут же исчез,
это тебе не сибирский лес
с соснами, холодом и сугробами.
кому-то седина в бороду, а мне бес
под ребро и, наверное, под руку.
если твоего друга угнали разбойники куда-то на Восток,
значит, тебе остался от него один листок
с картинкой,
одна пара ног -
твоя,
одна фотография в зеркале - без тебя,
и минус одна улыбка.
если твоего друга угнали разбойники на Восток,
значит, так захотел случай, а может, Бог.
и все отныне будет по плану:
каждой обезьяне да по банану,
каждой ступеньке - по своей лестнице,
а тебе останется только повеситься.
или слушать французскую речь на французских улицах.
демонстрации, забастовки, митинги,
люди волнуются,
чешут седые и прочие головы,
просто чешут куда-то,
мы скоро станем по-детски голыми,
неприкрытыми, грустными и немного пустыми,
потому что нет у меня моего Да…

Я ПЕЛА?
…Душа моя пела.
Ей не было дела до тех, кто не слышал в ней вздохов и неги.
Скажи, человек мой, зачем за тобою брести по дороге, расчерченной снегом?
Вслед-вслед за тобою. Ты в синем, я – в белом. Ты что-то кричал, хотя мог улыбаться. Зачем ты, болтливый, поведал всем вкратце о том, как прекрасно я пела. Я пела?..
А ты возвращался – мне в губы впивался чужим поцелуем, застенчиво-грубым. Я думала, кто-то мне скажет, как нужно. И ты мне сказал: успокойся, ты дура.
И я согласилась, рассыпавшись смехом. Всем тем, кто виновен в моих заблужденьях, я пела, и пела совсем неумело. И ты осознал вдруг, что я – неумеха.
Пойдем, посмеемся с тобою дуэтом о том, что могли, но не сделали летом. Что я хохотала, а ты заблуждался, что был ты со мной мудрецом и паяцем.
Давай мы станцуем, и в гибельном танце сразимся с судьбою, и крах придет свету. Я стану поэтом, совсем неумелым. А ты станешь мною – такой неумехой.
Ты смейся, ты смейся! Ведь мне не до смеха.
И даже до песен мне больше нет дела.

ВЕРОНИКА В СВОИ 88 НА ПОКАЗЕ МУЖСКИХ МОД В ПАРИЖЕ
А я тебя очень ярко представила. Так, что даже стало на сердце жарко.
Показ мужских мод в Париже. Ты сидишь, выгнув спину, на тонкой руке – перчатка.
Моложавая, худенькая, элегантная старая леди,
справа – хохочущая Альгея, а слева – поседевший и с брюшком Медведев.
Что-то чиркнув в Молескин, ты задорно отпускаешь в полет остроту,
чем смущаешь дефилирующую в трусах молодежь до икоты.
Цвета розово-красные. Желто-зеленые парижские будни.
Вечера с Чайковским и Фицджеральд. И 88 на блюде.

ПИСЬМО
друг мой Дашенька!
мне кажется, в моих мозгах - манная каша,
а может, даже повидло.
у меня болит, во-первых, сердце,
во-вторых, сердце,
и, в-третьих, что-то другое, чего не видно.
все, что хотела, просится в руки,
падает в ноги, крутится в голове,
а я думаю, как бы не сдохнуть со скуки,
вспоминаю, как умирают птенцы фламинго,
и спрашиваю, а есть ли жизнь на Земле.
читаю три книги одновременно,
смотрю на небо.
листаю страницы интернета,
жду часами автобус,
говорю по-английски с французским акцентом,
с ужасом жду выходных,
сочиняю этот тупой стих,
хочу иногда напиться.
вижу во сне мозамбик, какие-то гладкие лица,
чьи-то дурацкие смешки,
просыпаюсь - под глазами мешки.
мою голову пантином,
а потом не знаю, куда от волос деться,
восхищаюсь чужими картинами.
чужими детьми.
чужой жизнью.
кто-то другой отдал бы все, чтобы быть на моем месте.
а я бы, наверное, просто хотела бы.
чтобы ничего этого не было.
не было бы.

МАТЕМАТИЧЕСКИЙ ШУТ
(Человек)
'Сколько раз ну умножу, результат нулевой,
я продут, разорен и ничтожен.
Ты и пастырь, и кормчий, и злой рулевой,
я же коврик из замшевой кожи.
Я потерт, растревожен подошвами ног,
сигаретной трухой и слюною.
Сколько раз ни стирай, бесполезен урок
для того, кто растоптан судьбою.
Ты Скала, ты юпитер, ты Демон, ты бог,
ты всегда был немножко в зените.
Я же бездарь-писака, сапожник без ног,
шут, кривляка и глупый учитель'.
(Судьба)
'Переставив игрушечный ноль и равно,
принимайся, дурак, за работу.
Нынче платят пограммно за время твое,
ты рабочая лошадь, я - квоты.
Много пядей во лбу насчитал Гулливер,
примеряя пред зеркалом галстук,
лилипутам ли знать, сколько раз хлопнет дверь,
чтоб прихлопнуть их глупую расу'.
(Надежда)
'Растворяясь в тоске пневматических снов,
я не пуля - я ершик для дула,
вылетаю верхом из трубы на метле,
бесконечно безмозглая дура.
Утешаю надеждой рабочих ослов,
бессловесный и глупый свидетель,
как поджаренный Феникс, основа основ,
я сто раз возрождалась из Леты.
Вы питаетесь мною, как манной из лжи,
я пред вами пред всеми в ответе,
за иллюзии жизни, за пропасть во ржи,
я - Праматерь, вы все мои дети.
Полюбите друг друга, шептала Любовь,
вы не вняли ей, что ж, потерпите,
вас учу я, терпите, и время придет,
забывая, что время - мучитель'.
(Человек)
'Я устал, я безмолвен, я сломлен, избит,
раздражен, поражен, растревожен,
ты шептала на ухо, что это пройдет,
я все ждал, я все ждал, ждал, о боже,
я не верю словам, я не верю тебе,
ты сто раз передернула карты,
вы вдвоем, две сестры, словно чет-и-нечет,
в руку хвать! - а в ладони обманка'.
(Искушение)
'Я сто раз говорил, говорю и сейчас,
нужно просто раскрыть твои уши.
Ты и так засиделся у жизни в гостях,
ты, нахлебник, не званый на ужин.
Поклонись потихоньку, и тихо уйди,
видишь, выход, темнеющей слева.
Ты жуешь свою кость, дожидаясь, в двери,
что заметит тебя королева.
Но Судьбе не до милостынь к нищим, как ты,
и она, я скажу по секрету,
вот уж тысячу лет, потеряла очки,
и без них видит только монеты'.
(Смирение)
'Выйти в дверь ты успеешь всегда, потерпи,
вдруг за следующим поворотом
ты найдешь вечный двигатель, или (мечты!)
tête-à-tête побеседуешь с богом.
Посмотри, сколько раз ты Надежду терял,
был обманут Судьбой и Любовью.
Искушение лжет, то еще не финал,
чтобы прыгать бездумно в омут'.
(Человек)
'Ты мне ближе всего, собутыльник и друг,
мы с тобою, как малые дети,
умножаем и делим ничто на ничто,
получая пятерку в ответе'.

ХЛАМ
Как-то сказал мне: а будущее – это ведь хлам.
И я поверила. И до сих пор верю.
Иногда прогуливаюсь по своим мечтам
– как барышня по Зимнему дворцу с расписным веером.
Ты обронил эту мудрость на прощание,
хотя думал, что в утешение встречи.
Я с недоумением повертела в руках страдание
и положила в коробку – примерить вечером.
Я так много спала в то время,
не желая просыпаться в завтра,
иногда рифмовала в уме стихотворения,
чтобы раскрасить мелками и послать их тебе на завтрак.
Забавно – раньше я верила, что встречаю людей,
Чтоб когда-нибудь расстаться с ними.
Да и что такое любовь? Уж не тот ли соловей,
что поет для всех – но кто знает его имя?
В моей голове озверели и сорвались с цепи
сотни альтернатив
и двести двадцать неучтенных обстоятельств,
все, чем мы были, – мы уже давно прошли,
а вот чем мы стали бы –
вот это нам узнать терпения не хватит?
Ты говорил мне –
твое будущее – то, что ты хочешь.
Я внимала, но мы оба были неправы.
Конечно же, я вижу некий другой берег,
но не нахожу ни брода, ни переправы.
И все-таки было бы неплохо
(в качестве эскиза или просто дружеского шаржа),
посидеть в обществе некогда
близкого незнакомца
в единой точке земного шара -
Вдвоем, как будто ничего не было
и ничего никогда не будет,
чтобы было мое любопытство, душераздирающие за окном небо,
много кружек чая, и какие-то странные люди,
легкие недоуменные настроения,
неразменные, как монеты Кира,
взаимная мудрость, нерешительные приближения.
И удаления. И трубка мира.

23
Двадцать минут
до поезда.
На холодной пустынной станции.
Три часа до сна.
Три песни до конца плэйлиста.
Без двух третьих лунной субстанции.
И что-то под названием за-
Или просто под именем «выжить».
В этом холоде мерзнут губы,
глаза,
пальцы,
руки,
ноги, -
не выжить, не выжить, не выжить!
И все-таки будем жить.
Ключи в правом кармане
напоминают о главном.
Ключи – доказательство дома.
А дом – это значит, завтра.
Все мы мерзнем от этого холода,
В ожидании-дании поезда.
Убиваемся в человеческом,
Ждем тепла, подтвержденного «будем»,
А не глупого «через вечность».
Все мы ждем
-живем-
бываем-
бывалые.
Но не знаем,
Что опоздали на поезд,
которого нет и не будет.
Что остается
три песни до сна,
Двадцать лет. И три моих года.

ПЕРЕПУТАЙ МЕНЯ
В моем Я слишком много меня.
Это страшно. Хочу быть другой.
Быть бы пеплом чьего-то огня.
Или моря чьего-то песком!
Тенью глаз из-под темных ресниц
И улыбкой кого-то маня,
Я хочу отражение лиц
Перепутать, исчезнуть Себя.
Много грез у немой темноты.
Снова руки держу у лица.
Перепутай меня, кто-то Ты!
Стань хоть тенью чьего-то Творца…
Быть бы ярким сияньем в глазах!
Тихим вскриком в чужой темноте…
Перепутай меня, чтобы страх
Никогда не вернулся ко мне!

ИЗМЕНЯТЬ СЛОВАМИ
"А я умею писать стихи.
В этом нет ничего такого.
Просто то, что я чувствую, что скажешь ты,
Я исправлю и сделаю словом…"
Ты услышишь и скажешь: "Да, это все так.
Ты умеешь все выразить верно.
Только знаешь, возможно, я и дурак,
Но слова твои дышат изменой.
Ты всегда изменяешь словами себе.
Мне. Друзьям… Ты прости, что так грубо…
Я ведь только хотел в общей нам тишине
Целовать твои лгущие губы…"

СПАСИ, БОГ!
Не хочется ни того, ни этого.
Боже, спаси! Спаси, БОГ!
Я умираю в тоске от светлого,
От темного - смешенье основ.
Я не молюсь тебе о прихотях.
Я не иду на поклон зазря.
Я даже не знаю, что значит исповедь.
А сколько грехов за мной, у меня?!!
Я не кричу! Я кличу и маюсь.
Боже, спаси! Спаси, БОГ!
Не знаю, в чем, но каюсь. Раскаюсь?!?
Простишь, Милосердный?.. Спасибо…

БЕЗДОРОЖЬЕ
Ты не знаешь, а мне тревожно.
Не найти дороги назад.
Бездорожно. И жизнь бездорожна.
Запустила я взрощенный сад.
Бродят мысли, как дикие звери.
Бездорожье на мягкой руке.
Ни мечты, ни желанья, ни цели
Не найти в поколенной траве.
А я помню тропинки и тропы.
И дороги… Вели в никуда?
Но когда-то добры были боги.
И светила мне солнца звезда.

ОТВЕРЖЕННАЯ
Небо глянуло грозно мне в лицо.
Омочило слезами - дождем рассыпалось.
Я бежала - настигло и злодейкой-грозой
Ударило в грудь. Что нашла - то выжгла.
Ниц уронила себя - к земле.
Сырость земли вдохнула - выдохнула.
Мягкие травы сплели постель,
Венком оплели, но устали - вытолкнули.
И вот я в безумии вновь одна
Летела, как ветер, хоть крыльев не было.
Небо отвергло. Земля гнала.
В душе - бессмыслица.
В ожогах - тело.

ПРИСУТСТВИЕ БОГА
Ты войдешь в эту дверь как хозяин, как Бог,
Хоть и будет прикрыта она неумело.
Ты мне скажешь: "Так много прошел я дорог.
В моих мыслях сумбур и немеет тело".
Я отвечу: "Присядь. Отдохни…и уйди.
Не тревожь мой покой. Видишь, я одинока.
В моем доме пустырь. И пустыня в груди.
Это место для дьявола, а не для Бога".
Улыбнешься. Прекрасен. И слезы в глазах.
Мне ответишь: "Мой путь был так горек и труден.
Я уйду - продолжать. Но останусь в слезах,
В твоих снах я навеки с тобой рядом буду".
Я кричала: "Не верю. Ты лжешь. Уходи,
Мою боль мне оставив,своею дорогой".
Ты вздохнул и, усталый, ушел, а в пути
Ты, должно быть, все думал, как трудно быть Богом.
Я осталась. Одна. В моем доме пустырь.
И пустыня в груди. Я смотрю на дорогу.
Но ты прав был: ясны и чисты мои сны.
В моем доме осталось присутствие Бога.

САНЧО ПАНСА НОВОГО ВРЕМЕНИ
Мне так надоело быть собой, кто бы знал,
Вот если бы кто-то схватил кинжал…
(Нет, не так…).
Если бы кто-то нажал
(Случайно и вдруг,
так, чтоб не вызвать испуг!)
На курок,
И впился бы глупой пулей в висок,
И взлетела б моя голова к небесам,
Освобожденная от связок и беспорядочных связей с телом,
А там меня бы встретил Сам…
Бог,
Так, между делом.
И вот бы завязался клубок!
Хотя, это уже совсем не о том.
Вы поймите меня неправильно!
Не то чтобы я…
Не то чтобы мне не нравилось мое тело или лицо-
(Всем бы так,)
Или характер…
По части добрых дел я, пожалуй, слыву скупцом,
(Но ведь не каждому быть и мировым подлецом),
А если взвешивать каждое мое слово,
Оно по яду и гадостям не переплюнет ужа речного,
То есть вполне безобидно.
(И я).
Мой хоррор-рактер обычен,
(В меру силен, в меру слаб, в меру голоден, в меру сыт,
В меру стервозен, в меру честен и знает, что такое стыд,)
Вот только чего-то нет,
И то, чего нет, болит.
Бесполезно идти к докторам с такой болезнью,
От нехватки вылечишь большей нехваткой-
Гильотинным лезвием.
Мне не хватает
Маленькой доли зла,
Маленькой взрывоопасинки,
Маленькой капельки любвеобилия или добра,
Маленькой грани, чтобы переступить черту,
Чтобы взять автомат и расстрелять толпу,
Или съездить кому-нибудь по лицу,
или по морде,
(уж что попадется быстрей).
Я не умею любить (и ненавидеть) людей.
Мне так надоело быть каждому по плечу и по плечам.
Меня то отправляют в ад,
То прикладывают с почтением к небесам.
И от головокружительных взлетов и падений
Я стал тише травы и темнее тени.
Бесполезно твердить: "я больше не буду,
только, пожалуйста, раздавите в себе Иуду!"
Я играю в игру тысячелетий,
Под названием - сколько раз, чтобы быть вторым, а не третьим.
Вот если бы стать кем-то другой или другим,
То, конечно бы, все стало совсем иным,
Я немедленно нашел бы себе занятие,
Носил бы гордость, как подвенечное платье,
Носился бы с честью, как курица с золотым яйцом,
Стал бы матерью всех добродетелей
И мудростей всех отцом.
А так, в своем теле,
Я, как всегда, не при деле.

Белый альбом: Зима

СМЕРТЬ БОГА
Вздох.
Как крик.
Где-то умер Старик.
Под снегом лежат пожелтевшие кости.
Вздор.
Ты сегодня не любишь стихи?
Что ж, они далеки,
Не притащатся в гости.
А, может быть,
Песни?
Без них не прожить.
Однажды во сне
Ты узнаешь об этом,
Когда-нибудь где-
Нибудь с кем-нибудь летом
Ты услышишь, что умер без песен Старик.
Что делать?
Ты знаешь? Я тоже не…
Без дела сижу в меркнущем дне,
Не в силах от снов очнуться.
Ты сможешь вернуться?
Нет-да? Да-нет? Нет-да?
Когда?
Мой дом опустел,
Мысли намокли
От яда вонзившихся слОвных стрел.
Чтобы снаружи,
Из стужи,
Смотреть
Сквозь стекла -
В эту комнату, где меня нет,
Я отдала бы свет.
Вздох.
Умер старый Бог.
На земле без него совсем
убого.
Его нет.
Он не даст нам ответ
За то, что было нам одиноко.

ТВОЕ ИМЯ
Если бы от тоски умирали,
точно бы это сделала.
Мы с тобой о нас, и о лете мечтали.
Я стала мечтами смелая.
Ты глупый.
Нарушил покой и скуку, заменил мои дни своими.
Уехал.
Вернешься?
В холодной комнате складываются губы
в твое имя.

***
Писать о том,
как луна висела в небе,
Круглая, большая, самодовольная -
не буду!
Буду зеркалом. Отражением отражения снега,
Пустотой грез и наполненностью тишины.
Пепел летит вниз. Руки бездвижны.
Плохо им - исполосованным ветром -
с такою хозяйкой как я.
Льдинки пальцев прижаты к вискам
В напрасной надежде согреться.
И, может быть, заставить себя снова любить.
Страх темноты и неприятье покоя.
Будет покой гостем непрошенным,
злобным и вечным.
Крик не слетел. Губы застыли
в беззвучном моленьи.
Кто-то пришел, ушел и опять вернулся -
Чистит углы грязной метлой -
глупый страх потеряться.
Чай остывал в оставленной где-то чашке.
Зеркало ложно кривило усталые брови.
Кто-то молчал, где-то молчал.
Молчали всем миром.
Мир утонул в безнадежности стона…

Кто-то из нас не умеет летать,
Значит, он упадет.
Кто-то из нас не умеет страдать,
Но боль все равно придет.
Плюнет в лицо жизни храбрец,
Что не умеет взрослеть.
Будет печален любой конец,
Сколько бы ни лететь.

СПИРИТИЗМ
движеньем времени по кругу
мы сотворились из пыли.
дай руку мне - и я дам руку.
не отвергай, я тоже ни…
все, что свершалось, будет ныне,
все повторится сотни раз -
взыванье к духу, ночь в графине
для нас, и тех, кто был до нас.
ты был, был там, где жути, черти,
в расслабленном движеньи снов
ты растворялся в лунном свете
в коловращении столов.
мы замирали и темнили,
и повторялись столько раз,
что если б мы с тобой не были,
нас кто-то б выдумал за нас.

ВОСПОМИНАНИЕ
Тишина снега.
Сосен и неба.
Невинность веселья.
Присутствие горя.
Как спутник зловещий
Все время со мною.
Скажи, что мне делать?..
Мгновенье минуты
Летит, словно чья-то
Стрела, что пронзит
Безнадежно забытую вечность.
Беспечность
Покоя.
Нас двое.
Нас трое.
Нас много.
Посмотрим, что можно,
Что нужно,
Что надо…
Не сможем.
Пойдем по костям,
Что присыпаны снегом.
Пойдем веселиться.
Как кто-то. Когда-то.
До нас. Виноваты?
Невинность привычки.
Румянец. Морозно.
Дыханье в дыханье.
Замерзшие слезы.
Мы гости.
Мы в гости!
Хохочем. Простуда.
Мы люди.
Мы люди!
Вот звезды. Их много.
Нам путь освещают.
Играть не мешают.
Дорога.

БЕЛОЕ ОДИНОЧЕСТВО БУМАГИ
Тихо.
В тишине слышнее звуки.
Они тяжелы, как замерзшие капли.
Стихло
Даже сердце мое. В руки
Я возьму белое одиночество бумаги,
Чтобы не плакать.
Памяти коснусь,
грубо,
выдавливая из нее все соки.
Она застонет - жалобно -
и буквы запляшут устало,
Послушные дрожащей руке.
Я буду шептать про себя слова,
Пробуя их на вкус, разминая языком,
Дыханием согревая мысли.
Я разведу костер
Из сваленных в кучу смыслов.
Это будет мой разговор -
Последний, как всегда.
О том, что терпеть - нельзя.
Если бы голос сорвался
И удрал от меня
В эту пустоту,
мне бы стало не так одиноко.
Если бы узнать о том, как можно вообще
Не думать о будущем, то есть о смерти.
Все бы стало если не легко, то легче.
Что вы смотрите так на меня,
мои глаза бесстыжие?
Я смотрелась вами в тысячи чужих зеркал,
Но видела темень.
Что вы думаете о том, что слова не вечны?
Можно ли играть на струнах смерти песни о жизни?
Я видела женщину,
она скользила
Обугленными пальцами по фортепьяно,
Ее движения - как попало -
издавали звуки.
Она играла своими болями, а я стонала,
Я не могла терпеть,
Мне казалось, что меня не стало,
И она играет на моем жалком мертвом теле.
Но это было всего лишь видение.
Как может пугать то, чего нет.
Как может пугать темнота,
В ней ведь тоже есть свет?..

***
Тихо. Пустынно. Безлико. Уныло.
Скучно. Несчастно. Беззвучно. Бессильно.
Холодно. Мокро. Бездумно. Безлюбно.
Страшно. Погано. Тоскливо. Безлюдно.
Скоро. Нескоро. Радостно. Грустно.
Споро. Удачливо. Глупо. Пусто.
Трудно. Безнравственно. Гнусно. Ужасно.
Тихо. Пустынно. Безлико. Страшно.

БАБУШКА
Тихо-тихо крестила
Сухою рукой,
Говорила – красивая,
Боже с тобой.
Все, что хочешь, исполнится,
Была бы мечта.
Выпей, Оленька, родная,
Вот святая вода.
Я склонялась, усталая,
И досадливо морщилась…
Мы с тобою две женщины,
Два одиночества.

***
Я твоя, мне это мало.
Я хотела б быть тобой!
Я бы тоже с тьмой играла
И рвалась с похмелья в бой…
Веселилась словно демон –
Сотвори и сокруши,
И глушила свое тело
Литрами хмельной души…

***
Гордый взгляд, уставшие руки.
Я сама себе стала чужой.
Как бы мне не упиться со скуки,
Что мне сделать своею мечтой?
Желтый свет электрической лампы,
Стены комнат уже не друзья.
Мне пригрезились яркие пальмы,
Шум песков, жар дремотного дня.
Мой родник снова пуст и заброшен.
Голос стал одуряюще тих.
Я усну, будет сон мой тревожен,
Быстр как шелест пролистанных книг.


Царь
«Все суета сует», - сказал нам царь,
Жуя обед, с салатом и приправой.
Он чавкал так, как только был горазд.
Вокруг него стояли и молчали
Просители: простые бедняки,
Юродивые, матери, калеки..
Стояли старики и дети,
Прося о помощи. А он им отвечал:
«Все суета сует». И дальше жрал.

***
пришел, все выжег и ушел.
осталось горькое ничто.
не разгорится мой костер,
его не выпестует пепел.
скажи, а сам ты будешь весел?
не будешь? это хорошо.

МЕРТВЫЙ ВОИН
Ты покойник.
Упокоен -
Мирный воин,
Мертвый воин!
Упокоен с головою.
Вою…
Строю над тобою
В памяти своей гробницы.
Мнится:
В них тебе не спится.
Ну а мне никак не спится -
Мокнут трепетно ресницы.
Я спокойна:
Успокоен
Юный воин,
Глупый воин
Успокоен сам собою,
Злою
С памятью игрою.
Ну а я хочу родиться
Птицей,
Беззаботной к лицам,
Беспечальной к тем, кто снится.
Безвозвратно бы родиться.
Я спокойна
И покойна.
Мне не больно.
Больно…Больно.
На коленях предо мною
Глупый воин…
Строю, строю
В памяти своей гробницы.
Лица…
Как в них заблудиться?


И не погибнуть - непонятно…

***
Что я делаю? Что роняю
В бумажную кипу слов?
Убиваю, убиваю
Я слова « добро » и «любовь».
Плачу - тихо. Ругаюсь - громко.
Заедаю свой ужас смехом.
Словно бешеная утеха
Приедаюсь себе. Приедаюсь…


TABULA RASA
Эта мысль при всей своей запутанности проста.
Бросить все (и себя), начать другое с чистого, не известного никому листа.
Удалиться из контакта, жж, асек, твиттеров, гугл-поисков и паспортных списков
Избавиться от медкарты, истории и историй, биографии, досье, резюме, места прописки и вписок,
Испариться из адресатов и адресантов,
Из чужих воспоминаний, переживаний,
Всех мест проживания и пребываний.
А также точек, стрелок, сердечек и ромбиков на карте и картах.
Стереть отпечатки пальцев, остричь-перекрасить волосы, неузнаваемо изменить походку, запах, тембр голоса и лицо,
Перестать носить это и вдруг начать носить это, ну или то.
Сжечь все фотографии, видео, альбомы, любимые книги и диски,
Расстроить память, уйдя куда-то в ночь в направлении «отзовитесь-кто-видел» - от родных и близких,
Говорить на каком-нибудь суахили и прочих банту вместо любимейших из европейских наречий,
Видеть сны на чистейшем иврите или вовсе лишиться в снах человеческой речи,
Нажить новую жизнь, заново открыть Будду, Магомета или Христа,
Чтобы однажды, проснувшись, снова сказать: знаете, эта мысль при всей своей запутанности проста.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ МАЛЕНЬКОЙ МЫСЛИ
Ловись, мысль, большая и маленькая.
в плетеной-плетеной корзине,
сплетенной из сплетен и тины,
украшенной мхом, паутиной
и красной, как зарево, глиной,
приплыла неведомой мыслью,
в перчатках и с хвостиком лисьим,
навстречу неведомым мыслям,
навстречу неведомым смыслам.
качали корзину загадки,
баюкали скепсисом гадким,
твердили, поджав свои губы,
что мыслить и пошло, и грубо.
а мерзкие глупые сплюшки
орали над ухом малютки,
что смыслы – и плюшки, и рюшки,
а все остальное – игрушки.
в плетенной-плетенной корзине
под облаком из паутины
помазанным светом и глиной
малютку нашли пилигримы.

***
Я в этом мире только Гость случайный.
Незваный и печальный потому.
Войду неслышно. Выпью Чашу с Тайной,
Дозволенную Богом. И уйду.

РОЖДЕСТВО
Спи, Малыш! Закрой глаза.
Светит в небе нам звезда.
Ты плыви навстречу ей
В тихой лодочке своей.
До свидания, Малыш!
Счастлив будь! Пока ты спишь,
Я спою тебе в твой Путь,
Может, вспомнишь как-нибудь.
Если к Богу приплывешь,
То шепни ему про дождь,
Про меня и долгий путь.
Он поймет, но не забудь.
Спой ему про стоны ветра -
Ими вся земля одета,
А еще про тишину,
Про тоску и про войну.
Спой и про земных прохожих,
Бестолковых, непохожих,
И таких несчастных все же,
Смыслом жизни потревоженных.
И о детях человека,
Всех стихий, земли и света.
Не забудь и о себе:
Как и чем жил на земле.
Подними, Малыш, глаза
И увидишь, как слеза
С Лика, темного от боли,
Падает в твои ладони.
И узнаешь, как горяч
Этот скорбный дождь и плач.
Ты склони свое лицо
Пред рыдающим Отцом.

СВЕЧА
Свеча дарила нам покой.
Огонь не знал того покоя.
Он заперт был в чужую боль,
В чужую нежность лился болью.
И в зеркале излом огня
Нам отражался бесконечно.
Ты думала: вот это – вечность.
Я думала: там нет меня.