В проекте «Города и люди» участвует моя подруга, со-творительница парижского литературного клуба «Белый Феникс», прекрасная женщина, мама, писатель и певица Елена Якубсфельд.

Лена родилась на Украине, закончила эстрадно-цирковое училише, стала профессиональной певицей и гастролировала по всему миру со своей сестрой-близнецом Яной Якубсфельд. По всему миру путешествовали они, две молодые еврейские девушки, тогда, когда еще висел железный занавес и западный мир ничего не знал о том, как и чем живут люди по ту сторону границ.

Лена и Яна ездили по свету, пели и танцевали по всему миру, пели и танцевали о любви. Они пели на идиш, на русском, на украинском, пели о том, что любовь безгранична, что чувства всех людей безграничны, и у души нет ни границ, ни пространства, ни времени. С этими песнями они объездили весь мир.

Потом была перестройка, переезд Лены и ее жизнь в США, браки, рождения детей, переезд в Париж, воспитание детей, мучительное затишье в творчестве. И вот – несколько лет назад наконец произошло ее радостное возвращение в мир литературы, музыки и творчества.

В 2019 г. у Лены вышла чудесная книга «Проза Парижской Жизни», готовится выйти в свет вторая «Белая Черешня». Я решила поговорить с Леной о самом сокровенном – о Боге, творчестве, судьбе рода и о любви. О том, что нас обеих волнует. И поделиться нашей беседой с вами, чтобы свет этого большого и чистого сердца – сердца Лены Якубсфельд – согрел вас, как он согревает всех нас.

Лена, в чем смысл жизни?

В том что его нет. По крайней мере там, где мы ищем. Смысл жизни трансцендентентален. По еврейской философии, мы приходим в этот мир ради “тиккун олам”, ради “починки этого мира”. Смысл нашей жизни оставить этот мир после себя лучшим, чем он был до нас. Мы можем починить этот мир, только починив себя.

Но я недавно говорила с подругой и мы пришли к выводу, что заниматься сексом душа в душу, глаза в глаза, это тоже смысл жизни.

И не искать его, этот смысл, а просто жить каждой клеточкой, каждым волоском данный тебе момент, это тоже смысл. Наверное, самый недостижимый.

Ты певица или писатель?

Ни то, ни другое. Это то, что я безумно люблю, это часть меня, это образ жизни, но это не то, кем я являюсь.

Понимаю. Все в этом мире – всего лишь образ жизни, но не то, чем мы являемся.

Каково это – быть писателем, певицей и матерью? Приходится ли «жертвовать» творчеством ради самых любимых и родных?

Я не жертвую, я возлагаю на алтарь… Серьезно, я не знаю, могу ли я назвать это жертвой. Иногда просто бывает тяжело, потому что ты буквально ходишь как больная, пока не выльешь это всё на бумагу, пока не споёшь это всё. Но нельзя. Нужно купать, кормить, сказки читать или идти искать мишку в зеленом жилете…И это нужно делать с радостью, потому что это мимолетно, потому что это неповторимо. Потому что дети чувствуют и понимают всё, включая нас, гораздо лучше нас же. А когда ты отдаёшь с радостью, это уже не жертва, это уже дар. Поэтому я не жертвую, я дарю, делаю такие невидимые подарки. И пишу, как правило, ночью.

Кстати, о жертве. Смотри, одна из самых известных в нашей цивилизации историй жертвоприношений, это история Авраама и Исаака. Всевышний повелел Аврааму принести в жертву своего единственного, долгожданного сына. Они поднялись на гору, Авраам связал Исаака, занёс нож и…в последний момент Всевышний спас и отца и сына. И вот я с недавних пор спрашиваю себя: а как они спускались с горы, Авраам и Исаак? Как смотрели друг на друга, что чувствовали? О чем они думали?

Может, в тот самый миг они поняли, что все, что мы имеем в этой жизни – мы сами, наши тела, наши способности, наши родные и близкие, вся Земля – это дар Бога, то, что нам не принадлежит, то, что дано нам на время, взаймы, и рано или поздно все равно к Нему вернется? Мне так сейчас это видится. Может, в тот самый миг они почувствовали безграничную любовь и милость Всевышнего?

Кстати, о милости. Как все для тебя начиналось? Когда ты решила, что точно знаешь, чем хочешь заниматься в своей жизни?

С этой точки зрения можно сказать, что ничего еще и не началось, потому что я не знаю точно чем хочу заниматься в жизни. Вернее, знаю, но одной жизни мне для этого мало. Так что можно сказать, что я до сих пор не знаю кем стану, когда вырасту. Может быть, потому что понимаю, что расту постоянно, но медленно. Как туя.

Я вообще не понимаю как можно точно о себе что-то знать. Любая истина, которую мы о себе знаем абсолютно точно, существует в определенном отрезке времени, по истечении этого отрезка эта истина перестает ею являться. Мы меняемся постоянно, возможно, потому что мы часть этого огромного мира, невероятно сложного сплетения всех божественных планов и эти планы постоянно меняются, потому что люди вокруг нас меняются и мы соответственно тоже. И свет, в котором мы стоим, меняется. Поэтому точно ничего знать нельзя…

Твоя семья, род – очень важные для тебя сферы. В твоей новой книге «Белая черешня» много воспоминаний о судьбе твоего рода. Как ты себя воспринимаешь в этом всем?

Если одним словом, то наследницей. Если более пространно, то это тяжелая ноша на плечах. Огромная ответственность. Понимаешь, я из старой еврейской семьи. Этой семье много веков. За столько времени люди очень многое успели сделать: у меня в роду раввины, цирковые борцы, балерины, революционеры, купцы, врачи, портные и альфрейщики. И в этом плане это типичная еврейская семья и это семья уникальная, не только потому что я безумно люблю этих людей, а потому что жизненные пути этих людей покрыли собой практически всю карту еврейской жизни в восточной Европе. И все эти люди строили эту семью, хранили и передавали традиции, иногда одним фактом своего выживания. И я не имею права оступиться, уронить это, не передать. Хотя тот факт, что я не имею на это права, разумеется, никак не гарантирует что я этого не сделаю.

“Белая Черешня” рассказывает об одном вечере из жизни этой семьи. Это очень смешная и одновременно грустная книга. Это книга о том мире советского еврейства, которого больше нет, потому что нет той страны, нет того времени, нет тех людей. Хотя нет, люди эти есть, пусть только в моей памяти. Кроме того, иллюстрации к этой книге рисует моя мама, Злата Якубсфельд, и её иллюстрации, это не просто взгляд талантливого художника и очевидца событий, о которых говорится в книге, это еще одна история внутри той истории, что легла в основу “Белой Черешни”.

Что это – быть еврейкой в современном мире? Быть украинской еврейкой? Быть украинской еврейкой, юность которой прошла в США и которая теперь живет во Франции?

Как нормальная еврейка, я отвечу вопросом на вопрос: а я знаю? Меня всегда ставил в тупик вопрос “ кто ты по национальности”, особенно, если учитывать, что евреи в Западной Европе и Америке национальностью не считаются. Сказать “украинка”, это сказать неправду. Сказать “еврейка”, тоже полностью не покрывает вопрос. Поэтому я обычно начинала так: “ польская еврейка, которая родилась и выросла в Украине”, у собеседника обычно стекленел взгляд на середине фразы – для рядового американца в этой фразе гораздо больше истории и географии, чем он готов переварить в обычном, ни к чему не обязывающем разговоре, – и мы плавно переходили на другую тему.

Быть еврейкой в Украине, США и Франции, это три большие разницы. Американские, западноевропейские и восточноевропейские евреи, это три мира со своими традициями, своей кухней, своей историей. Например, у американских евреев национальное блюдо “брискет”, которое, как они утверждают, пришло к ним из Европы. Моё удивление при виде этого блюда можно только сравнить с их удивлением, когда я признавалась, что никогда этот “брискет” в Европе в глаза не видела. Очень интересно со стороны наблюдать как американские, западноевропейские и восточноевропейские евреи воспринимают друг друга.

США, наверное, страна, где я меньше всего испытывала страх как еврейка, хотя и там антисемитизм присутствует. Проблема с антисемитизмом в США, это то, что там он лишен исторического контекста, они не знают к чему он может привести. Когда моему сыну в школе мальчик крикнул “Ты и твоя семья должны были сгореть в печи!”, мне пришлось объяснять учителю почему это не просто “обидные слова”, что у этих слов есть кошмарный и вполне реальный прецедент.

Ты начала заниматься переводами по очень тяжелой теме. Расскажи об этом?

Я занимаюсь переводами для “Яахад ин унум”, французской ассоциации, созданной в 2004 году с целью исследования Холокоста на территории Восточной Европы. Экспедиции “Яхад ин унум” ищут и находят массовые захоронения, иногда никак не обозначенные, евреев и рома, уничтоженных во время Холокоста. Психологически это очень тяжелый труд, но с тех пор как я начала этим заниматься, для меня никогда не стоял вопрос делать это или не делать. Иногда очень тяжело, потому что я слышу голоса очевидцев, рассказывающих нехитрыми, простыми словами о том, что ни один человек не должен слышать, не должен говорить, не должен знать что так можно. Но я бы не променяла эту работу ни на какую другую, потому что это уникальная для меня возможность чтить память этих женщин, детей, младенцев, мужчин и стариков. А чтить их память – это тоже “тиккун олам”, починка мира.

В твоей книге «Проза Парижской Жизни» много женского, материнского. Как ты сама воспринимаешь эту книгу? Для кого она? Что ты хотела ею сказать?

Ты знаешь, так получилось, что действительно, большая часть моих читателей читательницы, хаха! Это действительно очень женская книга, очень женственная. И да, материнская, потому что это то, чем я живу, это моя несущая конструкция. Но я бы не сказала, что эта книга только для женщин. Скорее, для всех, кто их любит.

Я тебе скажу о чем эта книга: одно слово “Париж” рождает в головах людей картины, образы, мечты. О нем мечтают все. Его представляют себе романтичным, красивым, полным любви и аккордеонной музыки. Ты видела этот город, ты в нем живешь. Он маленький, грязный, иногда невыносимый и божественный одновременно. Он околдовывает. Он не отпускает. Он способен вернуть к жизни. Он способен исцелить разбитое сердце. Он способен бросить тебе твою мечту в лицо как перчатку и с загадочной улыбкой наблюдать как ты будешь примерять её то на левую, то на правую руку. Как он это делает? Что так влечет людей к нему, в чем его секрет? Об этом, в принципе, эта книга. И ответ, я тебе скажу, очень простой. 

Над чем ты сейчас работаешь?

Кроме того, что над собой? У меня масса проектов, литературных, театральных, музыкальных. Если бы я научилась обходиться без сна, было бы легче, конечно. Ушла в редактуру “Белая Черешня”. Современный Русский Театр в Париже ставит сейчас пьесу, в основу которой легли и твои произведения, и Леси Тышковской, и мой “Хороший Маклер”. У героя этой книги, Вольфа Амадеусовича вообще интересная судьба: по идее, это должна была быть повесть, но так получается, что Вольф Амадеусович, по видимому, сначала выйдет на подмостки, а потом в уже обложке. Но как сказал бы он сам, “я вас умоляю”…

Какие твои любимые пространства? Города? Люди?

Я очень любвеобильна. Я обожаю мою семью, мужа, детей, родителей, сестру. Люблю мой дом, дом моих родителей. Я люблю моих друзей. Люблю и восхищаюсь. Я очень люблю Хьюстон, в котором долгое время жила, потому что там я стала матерью, там очень сильно любила, там ушла от себя и вернулась к себе, там научилась ценить свою свободу. Я люблю Нью-Йорк и Гринвич, где жила, потому что там я была счастлива совершенно неожиданным, немного даже сказочным счастьем, я просто тогда этого не знала. Зимы в Гринвиче, с метелями, со “снежными днями”, когда из-за сугробов останавливается вся жизнь в городке, это одно из самых сладких воспоминаний. Я люблю свой родной Днепропетровск, потому что там жили самые дорогие мне люди, люблю Одессу, которая стала мне родным домом, потому что именно там я впервые почувствовала что это такое, когда ты чувствуешь, что это – твой город. Там я впервые испытала чувство родины, которое потом не приходило никогда. Я люблю Киев, это город моей студенческой юности, это город в котором были любовь, дружба, сцена. И, разумеется, я люблю Париж. У нас с ним удивительное чувство единства, почти взаимопонимания. Это город, о котором я даже не смела мечтать. Зря. Возможно, если бы я посмела, то мы бы с ним встретились раньше. Хотя тогда не было бы других городов.

Как бы ты сама охарактеризовала жанр, в котором ты работаешь?

Я долго думала над этим и я тебе скажу: понятия не имею. Иногда я пишу сказки, исторические рассказы и романы, автофикшн, автобиографические рассказы и эссе, иногда совершенно ужасные стихи, которые очень люблю. Так дети любят свои рисунки, которые нам кажутся каракулями.

Понимаешь, как только я себе скажу, что я работаю в каком-то определенном стиле, я сама же восприму это заявление как команду, как границы: ага, значит, я работаю в стиле исторически-психологического триллера с элементами волшебного реализма, значит, всё, что я буду писать, надо будет втиснуть в эти рамки…Поэтому я себе ничего не говорю. Для меня не так важно знать в каком жанре получается то или это, – мы живем во времена, когда разным жанрам можно жениться между собой и даже заводить детей, -как важно знать, что это искренне и что звучит мой настоящий голос. 

Мне всегда было интересно, как происходит духовное становление евреев? Общение с духовными учителями, раввинами. В западном мире мы немного утратили эту связь с духовностью, кроме верующих и практикующих, все больше людей живут светской жизнью, без духовного руководства, предоставленные сами себе. Как это происходит в твоей семье?

О духовном становлении евреев я расскажу тебе одну легенду. Говорят, что еще в материнской утробе к еврейскому ребенку нисходит ангел и учит его Торе. Так что к моменту своего рождения ребенок знает больше самых мудрых мудрецов. Но во время родов от боли и шока ребенок забывает это всё и всю последующую жизнь наверстывает.

Я, наверное, могу сказать, что у нас очень духовная семья, причем мы занимаем весь спектр: от моей сестры, которая серьезно изучает каббалу и мистицизм, до моего отца и мужа, которые занимают позицию отпетых практиков. Есть такое еврейское понятие, фарбренген. Фарбренген, это общение на очень глубоком, очень искреннем  уровне с целью духовного возвышения. Мы как-то инстинктивно делаем это всегда, когда собираемся вместе. Это разговор по душам, это поиски истины… Ну, и, конечно, дикое веселье. Мы очень любим посмеяться вместе. Смех вместе – это тоже духовная практика, поверь. Это один из языков любви.

Какой совет ты дала бы каждой женщине, матери и творческому человеку?

Я вообще стараюсь не давать советов, только если невмоготу. Как правило, их никто не слушает. Но если бы я могла вернуться в моменты своих ошибок, я бы твердила себе следующее: “Верь в своих детей. Воспитывай их из этого угла, веры и доверия своему ребенку. Верь в себя. Из этого угла пой, пиши, люби. Верь тому, что Б-г с тобой. Ты не одна. Так и иди.”

Что для тебя наш литклуб «Белый Феникс» и каким ты видишь его будущее?

Очень много. Для меня “Белый Феникс”, это состояние ума, состояние души. Сейчас из-за пандемии мы встречаемся в режиме Зум, что замечательно, потому что мы имеем возможность встречаться с потрясающе талантливыми поэтами и писателями со всех уголков света. Но вместе с тем я жду и верю, когда можно будет вернуться к белой скатерти, пламени свечей, лёгкому аромату духов, воздуха с улицы, которые витают в комнате, когда слетаются Фениксы, к позвякиванию посуды и журчанию разговоров, к той минуте тишины, которая царит за столом каждый раз, когда кто-то закончит читать… В этом есть особое,  чарующее волшебство: такой очень тёплый, очень женственный, очень творческий круг, в котором действительно очень сильно ощущаешь и поддержку, и вдохновение. Я знаю, что это всё вернётся и что впереди у нас опять и наши встречи при свечах, и презентации и литературно-музыкально-художественные вечера.

Что для тебя любовь?

Анастезия. Без этой анастезии ты не можешь совершать те безумства, те геройские подвиги, которые делают тебя действительно человеком. Потому что отдать своё сердце, свою веру другому, это безумие. И подвиг тоже. Любой подвиг, это безумие. Но если мы не будем себя отдавать, то нас не будет.

Елена Якубсфельд (биография)

Елена Якубсфельд родилась и выросла в Украине. Профессиональная певица, юность провела на сцене, объездила с гастролями много стран. Переехав в США в 2000 году, Елена оставила рампу и посвятила себя семье. В 2013 году вышла её книга “The Wonderful Adventures of Benjamin and Solomon”, экземпляр которой был приобретён Американским Еврейским Институтом для своей библиотеки. В 2015 году Елена обосновалась с семьёй в Париже, а в 2017 её рассказ “Жак” попал в лонг-лист международного литературного конкурса Andprose, а в 2020 г. в шорт-лист международного конкурса Eurasia. В 2019 году вышел сборник ее рассказов под названием «Проза Парижской Жизни». Подробнее на сайте www.elenayakubsfeld.com